Современное постсоветское пространство: западный и восточный проекты
Юрий Шевцов
Член группы экспертов при главе Евразийской экономической комиссии (Белоруссия)
Выступление. X Ялтинская международная конференция журнала «Международная жизнь» при поддержке МИД РФ.
Международная жизнь. N.2020
Что происходит сегодня в Европе? Европейский союз наиболее близкий нам западный проект, который в наибольшей степени влияет на постсоветское пространство, хотя бы в силу торгово-экономических связей.
Важным рубежным моментом в ЕС стали выборы в Европейский парламент, которые совпадают с брекзитом и, главное, с изменением самой концепции европейской интеграции. На протяжении многих лет ЕС развивался в рамках идеологизированной концепции. То есть предполагалось, что европейская интеграция будет выводить на одинаково высокий уровень развития все страны-участницы, а европейские ценности станут универсальны. Сегодня мы имеем абсолютно новую ситуацию перехода к многоскоростной интеграции. Внутри ЕС совершенно очевидно выделилось и будет дальше закрепляться лидирующее ядро - в странах старой Европы произошел качественный скачок по сравнению с новой Европой. И именно этот скачок фиксируется институционально в рамках новой концепции развития ЕС.
Главным аргументом в пользу непреодолимого неравенства, сложившегося внутри ЕС, я бы рассматривал реализованный план Юнкера. За период с 2015 по 2018 год в высокотехнологичный сектор стран старой Европы было «влито» до 400 млрд. евро. На ближайшие годы выделена аналогичная сумма. Преодолеть такое положение уже нельзя. Это определившееся научно-технологическое первенство старой Европы позволяет ей быть конкурентоспособной по отношению к США, Китаю и другим странам «нового мира», который устанавливается по мере того, как индустриальная революция набирает силы. Но применительно к самому ЕС прослеживается качественное изменение самого проекта. Единая Европа приобретает черты скорее имперского, а не идеологизированного геополитического организма.
У Южной и Восточной Европы (если делать ставку на ЕС) практически нет шансов на высокий уровень развития, зато нестабильность проявляется довольно отчетливо. Наиболее яркий пример нового качества европейской интеграции мы видим на Украине. Ее переориентация на широкое сотрудничество с ЕС уже привела к потере значительной части индустрии, а в будущем можем прогнозировать потерю населения, распространение украинской нестабильности на весь регион Восточной Европы. Это уже видно на примере Польши, куда пошел большой поток украинских мигрантов, и он будет нарастать, а вместе с этим Польша будет и далее терять моноэтнический характер своего общества и как следствие - впадать в привычную для Польши системную нестабильность. Есть и другие подобные примеры распространения украинской «токсичности» на соседние страны, которое произошло под влиянием принятого на Украине курса на интеграцию с Европой.
Я бы воздержался от определения системы, которая формируется в Европе, - «новый рейх» или что-то другое, несмотря на имеющиеся исторические аналогии. Почему бы воздержался? Потому что в ЕС нет определенного доминирования некой идеологии, которая бы оформила это новое геополитическое положение и новое качество ЕС. Ситуация чем-то напоминает 30-е годы XX века, когда в Европе шла легальная и глубокая борьба разных политических сил и идеологий за способы решения европейских проблем. Результат той борьбы известен.
Сегодня итоги парламентских выборов, оправдание коллаборантов времен Второй мировой войны и другие сюжеты говорят о европейской тенденции, когда их новое качество - технологическое, военное и индустриальное - может получить самое разнообразное идеологическое оформление, в том числе и негативное. Но какое получит - вопрос времени.
Таким образом, западный проект по отношению к нашим государствам можно рассматривать скорее как экспансионистский, нежели ценностный.
Что же касается Китая, то с 2009 года там начала реализовываться качественно новая стратегия экономического и геополитического развития. Он перешел к усиленному росту емкости своего внутреннего рынка, центральных и западных провинций, с тем чтобы уменьшить зависимость от морской торговли, рынков США и других стран. Развитие континентальных и западных районов Китая идет громадными темпами, и это формирует новые многосторонние интересы Китая, в том числе и в сфере наших интересов. Центральные и западные провинции Китая генерируют нарастающий интерес к источникам сырья, расположенным на континенте в глубине Евразии, то есть в странах Центральной Азии и России.
Китай ищет выходы на рынок ЕС напрямую через сухопутные коммуникации. И здесь мы оказались на их пути. Конечно, никогда сухопутные коммуникации не сравнятся по значению с морским транзитом. Но даже если 10-15% грузооборота между ЕС и Китаем пройдет через нашу территорию, то это будет означать вовлечение Евразии в очень глубокие процессы развития второй, а может, уже и первой по объему экономики планеты.
Развитие Китая при опоре на емкость своего рынка также влечет за собой и внутреннюю трансформацию власти Китая и его идеологии. Если до 2009 года Китай был ориентирован на зарабатывание денег любой ценой, то теперь по мере его сосредоточения, подъема его континентальных районов Китай все больше начинает напоминать обычную, хорошо знакомую нам, хорошо организованную континентальную массу. И потому нашим странам взаимодействовать с Китаем следует осторожно.
Если говорить о других проектах, с которыми сталкивается евразийское пространство сегодня, то я бы здесь обратил внимание на то косвенное, но важное влияние на нас, которое оказывают процессы, происходящие в США, где реализуется та же программа сосредоточения, как в ЕС и Китае. В 2009 году шедший на выборы Б.Обама провозгласил новую индустриальную революцию в США. Сегодня, по сути, эту революцию уже в радикальных формах реализует Д.Трамп. Производства возвращаются в Америку, технологически модернизируясь.
Если суммировать эти крупные проекты, которыми окружена Евразия сегодня, то можно говорить о том, что мир находится в состоянии, когда ведущие технологические регионы перешли к политике сосредоточения, и это будет временный период. После того, когда будет завершена трансформация этих стран или регионов ускоренного развития в свое новое индустриальное технологическое качество, нас ждет опять глобальное соперничество между ними и борьба за новые сферы влияния.
В этой связи что следует делать нам? Хотел бы напомнить о российской программе перевооружения армии, которая находится в своем зените. С середины 2000-х годов в России происходила быстрая модернизация военно-промышленного комплекса и всей системы безопасности. А с 2015 года в армию массированно стало поступать новое вооружение и техника. Это значит, что в ближайшие 10-15 лет, пока техника и вооружение будут оставаться актуальными и не устареют, они обеспечат России устойчивость против внешних вызовов.
Этот путь позволяет России войти в новую индустриальную эпоху в качестве одного из мировых лидеров. Он традиционен. Россия всегда вырывалась вперед, опираясь на ВПК и армию. Сейчас происходит то же самое.
Далее. Внутри российской программы перевооружения происходит важная технологическая трансформация. Хотел бы обратить внимание на развитие реактора на быстрых нейтронах и технологии производства ядерной энергии на этой технологической базе. Введя в 2015 году первый в мире промышленный реактор на быстрых нейтронах, Россия является единственной страной в мире, у которой есть подобные технологии. Он работает уже в существующей энергетической системе на Белоярской АЭС. Если все будет идти по графику, то во второй половине 20-х годов XXI века есть надежда на то, что Россия будет обладать конкурентоспособной технологией на рынке производства энергии. Реактор на быстрых нейтронах работает на топливе, которое изготавливается из урана фактически всех видов. В том числе топливо это можно изготавливать из отходов уже существующих традиционных атомных электростанций.
Этот энергетический ресурс невозможно украсть, эта технология вырастает из всей технологической культуры некоей страны. Это значит, что внутри российской технологической, геополитической и общественной системы вырастает очень мощный, прорывной в масштабе человечества проект.
Хотел бы обратить внимание и на процесс глобального потепления. Развитые страны - США, Китай, Япония, а также ЕС - разместили свои традиционные индустриальные центры, свои экономические центры на побережьях. Именно эти центры оказываются наиболее уязвимыми перед природными бедствиями. Для России такой проблемы нет - экономические и технологические центры в основном размещены вдали от побережий.
Кроме того, существует дополнительный эффект глобального потепления. Изменение климата в отдельных регионах сегодня зависит от оттаивания почвы в тундре, которая находится на территории России, во многом в распоряжении именно России. Этот процесс можно контролировать в той или иной мере. Можно сказать, что процесс глобального потепления дает бонусы России, превращая ее в глобального регулятора климата. Поэтому за этим ядерным щитом, который сегодня воссоздан в России, за программой перевооружения армии появляется еще одна глобальная технология, которая может оказаться в конце 2020-х годов актуальной.
Потому и задачами евразийской интеграции считаю, во-первых, укрепление военного щита и всего, что с этим связано, во-вторых, развитие тех технологий, к которым адаптирована наша территория. Нельзя стремиться повторить путь Японии или ЕС. Нельзя их копировать, бездумно распространяя на свою территорию технологии, которые возникли из особенностей их географии, истории и культуры. Надо сосредоточиться на крупных больших проектах, которые вырастают из нашей географии, культуры, истории, традиций.
Юрий Шевцов
Член группы экспертов при главе Евразийской экономической комиссии (Белоруссия)
Выступление. X Ялтинская международная конференция журнала «Международная жизнь» при поддержке МИД РФ.
Международная жизнь. N.2020
Что происходит сегодня в Европе? Европейский союз наиболее близкий нам западный проект, который в наибольшей степени влияет на постсоветское пространство, хотя бы в силу торгово-экономических связей.
Важным рубежным моментом в ЕС стали выборы в Европейский парламент, которые совпадают с брекзитом и, главное, с изменением самой концепции европейской интеграции. На протяжении многих лет ЕС развивался в рамках идеологизированной концепции. То есть предполагалось, что европейская интеграция будет выводить на одинаково высокий уровень развития все страны-участницы, а европейские ценности станут универсальны. Сегодня мы имеем абсолютно новую ситуацию перехода к многоскоростной интеграции. Внутри ЕС совершенно очевидно выделилось и будет дальше закрепляться лидирующее ядро - в странах старой Европы произошел качественный скачок по сравнению с новой Европой. И именно этот скачок фиксируется институционально в рамках новой концепции развития ЕС.
Главным аргументом в пользу непреодолимого неравенства, сложившегося внутри ЕС, я бы рассматривал реализованный план Юнкера. За период с 2015 по 2018 год в высокотехнологичный сектор стран старой Европы было «влито» до 400 млрд. евро. На ближайшие годы выделена аналогичная сумма. Преодолеть такое положение уже нельзя. Это определившееся научно-технологическое первенство старой Европы позволяет ей быть конкурентоспособной по отношению к США, Китаю и другим странам «нового мира», который устанавливается по мере того, как индустриальная революция набирает силы. Но применительно к самому ЕС прослеживается качественное изменение самого проекта. Единая Европа приобретает черты скорее имперского, а не идеологизированного геополитического организма.
У Южной и Восточной Европы (если делать ставку на ЕС) практически нет шансов на высокий уровень развития, зато нестабильность проявляется довольно отчетливо. Наиболее яркий пример нового качества европейской интеграции мы видим на Украине. Ее переориентация на широкое сотрудничество с ЕС уже привела к потере значительной части индустрии, а в будущем можем прогнозировать потерю населения, распространение украинской нестабильности на весь регион Восточной Европы. Это уже видно на примере Польши, куда пошел большой поток украинских мигрантов, и он будет нарастать, а вместе с этим Польша будет и далее терять моноэтнический характер своего общества и как следствие - впадать в привычную для Польши системную нестабильность. Есть и другие подобные примеры распространения украинской «токсичности» на соседние страны, которое произошло под влиянием принятого на Украине курса на интеграцию с Европой.
Я бы воздержался от определения системы, которая формируется в Европе, - «новый рейх» или что-то другое, несмотря на имеющиеся исторические аналогии. Почему бы воздержался? Потому что в ЕС нет определенного доминирования некой идеологии, которая бы оформила это новое геополитическое положение и новое качество ЕС. Ситуация чем-то напоминает 30-е годы XX века, когда в Европе шла легальная и глубокая борьба разных политических сил и идеологий за способы решения европейских проблем. Результат той борьбы известен.
Сегодня итоги парламентских выборов, оправдание коллаборантов времен Второй мировой войны и другие сюжеты говорят о европейской тенденции, когда их новое качество - технологическое, военное и индустриальное - может получить самое разнообразное идеологическое оформление, в том числе и негативное. Но какое получит - вопрос времени.
Таким образом, западный проект по отношению к нашим государствам можно рассматривать скорее как экспансионистский, нежели ценностный.
Что же касается Китая, то с 2009 года там начала реализовываться качественно новая стратегия экономического и геополитического развития. Он перешел к усиленному росту емкости своего внутреннего рынка, центральных и западных провинций, с тем чтобы уменьшить зависимость от морской торговли, рынков США и других стран. Развитие континентальных и западных районов Китая идет громадными темпами, и это формирует новые многосторонние интересы Китая, в том числе и в сфере наших интересов. Центральные и западные провинции Китая генерируют нарастающий интерес к источникам сырья, расположенным на континенте в глубине Евразии, то есть в странах Центральной Азии и России.
Китай ищет выходы на рынок ЕС напрямую через сухопутные коммуникации. И здесь мы оказались на их пути. Конечно, никогда сухопутные коммуникации не сравнятся по значению с морским транзитом. Но даже если 10-15% грузооборота между ЕС и Китаем пройдет через нашу территорию, то это будет означать вовлечение Евразии в очень глубокие процессы развития второй, а может, уже и первой по объему экономики планеты.
Развитие Китая при опоре на емкость своего рынка также влечет за собой и внутреннюю трансформацию власти Китая и его идеологии. Если до 2009 года Китай был ориентирован на зарабатывание денег любой ценой, то теперь по мере его сосредоточения, подъема его континентальных районов Китай все больше начинает напоминать обычную, хорошо знакомую нам, хорошо организованную континентальную массу. И потому нашим странам взаимодействовать с Китаем следует осторожно.
Если говорить о других проектах, с которыми сталкивается евразийское пространство сегодня, то я бы здесь обратил внимание на то косвенное, но важное влияние на нас, которое оказывают процессы, происходящие в США, где реализуется та же программа сосредоточения, как в ЕС и Китае. В 2009 году шедший на выборы Б.Обама провозгласил новую индустриальную революцию в США. Сегодня, по сути, эту революцию уже в радикальных формах реализует Д.Трамп. Производства возвращаются в Америку, технологически модернизируясь.
Если суммировать эти крупные проекты, которыми окружена Евразия сегодня, то можно говорить о том, что мир находится в состоянии, когда ведущие технологические регионы перешли к политике сосредоточения, и это будет временный период. После того, когда будет завершена трансформация этих стран или регионов ускоренного развития в свое новое индустриальное технологическое качество, нас ждет опять глобальное соперничество между ними и борьба за новые сферы влияния.
В этой связи что следует делать нам? Хотел бы напомнить о российской программе перевооружения армии, которая находится в своем зените. С середины 2000-х годов в России происходила быстрая модернизация военно-промышленного комплекса и всей системы безопасности. А с 2015 года в армию массированно стало поступать новое вооружение и техника. Это значит, что в ближайшие 10-15 лет, пока техника и вооружение будут оставаться актуальными и не устареют, они обеспечат России устойчивость против внешних вызовов.
Этот путь позволяет России войти в новую индустриальную эпоху в качестве одного из мировых лидеров. Он традиционен. Россия всегда вырывалась вперед, опираясь на ВПК и армию. Сейчас происходит то же самое.
Далее. Внутри российской программы перевооружения происходит важная технологическая трансформация. Хотел бы обратить внимание на развитие реактора на быстрых нейтронах и технологии производства ядерной энергии на этой технологической базе. Введя в 2015 году первый в мире промышленный реактор на быстрых нейтронах, Россия является единственной страной в мире, у которой есть подобные технологии. Он работает уже в существующей энергетической системе на Белоярской АЭС. Если все будет идти по графику, то во второй половине 20-х годов XXI века есть надежда на то, что Россия будет обладать конкурентоспособной технологией на рынке производства энергии. Реактор на быстрых нейтронах работает на топливе, которое изготавливается из урана фактически всех видов. В том числе топливо это можно изготавливать из отходов уже существующих традиционных атомных электростанций.
Этот энергетический ресурс невозможно украсть, эта технология вырастает из всей технологической культуры некоей страны. Это значит, что внутри российской технологической, геополитической и общественной системы вырастает очень мощный, прорывной в масштабе человечества проект.
Хотел бы обратить внимание и на процесс глобального потепления. Развитые страны - США, Китай, Япония, а также ЕС - разместили свои традиционные индустриальные центры, свои экономические центры на побережьях. Именно эти центры оказываются наиболее уязвимыми перед природными бедствиями. Для России такой проблемы нет - экономические и технологические центры в основном размещены вдали от побережий.
Кроме того, существует дополнительный эффект глобального потепления. Изменение климата в отдельных регионах сегодня зависит от оттаивания почвы в тундре, которая находится на территории России, во многом в распоряжении именно России. Этот процесс можно контролировать в той или иной мере. Можно сказать, что процесс глобального потепления дает бонусы России, превращая ее в глобального регулятора климата. Поэтому за этим ядерным щитом, который сегодня воссоздан в России, за программой перевооружения армии появляется еще одна глобальная технология, которая может оказаться в конце 2020-х годов актуальной.
Потому и задачами евразийской интеграции считаю, во-первых, укрепление военного щита и всего, что с этим связано, во-вторых, развитие тех технологий, к которым адаптирована наша территория. Нельзя стремиться повторить путь Японии или ЕС. Нельзя их копировать, бездумно распространяя на свою территорию технологии, которые возникли из особенностей их географии, истории и культуры. Надо сосредоточиться на крупных больших проектах, которые вырастают из нашей географии, культуры, истории, традиций.
Комментариев нет:
Отправить комментарий